Хлопок двери их каюты прозвучал как выстрел, обрывающий последнюю ноту того кошмарного танца. Леонард не стал включать яркий свет, оставшись в полумраке, который лишь подчёркивал бушующую в нём тьму. Он сорвал с шеи галстук-бабочку, словно тот душил его, и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Воздуха не хватало. Ему казалось, что стены сжимаются, а весь кислород остался там, в залитом светом зале, рядом с ней.

Когда в каюту вошла Дженис, он даже не обернулся. Он слышал её шаги, чувствовал её присутствие за спиной, но не двигался, глядя в тёмное стекло иллюминатора, где отражался его собственный мрачный силуэт. Её голос, полный упрёка и боли, начал сыпать обвинениями в его унизительном поведении, в его жестокости. Леонард слушал молча, и каждое её слово лишь подливало масла в огонь его холодной ярости.

Наконец, он медленно повернулся. В его глазах не было ни тени сожаления, лишь лёд.

— Унизил? — переспросил он ровным, лишённым эмоций голосом. — Что ж. Раз тебе будет проще воспринимать это в таком ключе - пожалуйста. Ты - жертва этих обстоятельств. Бедная и несчастная.

Её попытки оправдаться, её слёзы больше не трогали его. Стеклянная стена, возникшая между ними на танцполе, здесь, в замкнутом пространстве каюты, превратилась в монолитный ледник.

— Дело не в этом вечере и даже не в Адаме, — продолжил он, делая шаг к ней. Его спокойствие пугало куда больше, чем крик. — Дело в твоей вечной неуверенности! Твои постоянные переносы свадьбы! Сначала одна причина, потом другая… Я верил тебе, искал оправдания, думал, что ты просто боишься. А теперь я понимаю. Ты просто никогда не хотела этого. Ты не хотела быть моей женой.

Он видел, как её лицо изменилось, как его слова попали в цель.
— Сколько ещё ты собиралась тянуть? Год? Два? — его голос стал жёстче. — Ты просто водила меня за нос все эти годы, морочила мне голову, позволяя строить планы, в которые сама не верила. Я был удобен. Стабилен. Надёжен. Но ты никогда не была готова сделать последний шаг. Потому что твоё сердце никогда не принадлежало мне полностью.

Что-то внутри него, то хрупкое и тёплое, что он берёг для неё, окончательно омертвело. Он смотрел на неё и видел не свою невесту, а чужого, расчётливого человека.
— Я устал, Дженис. Устал от этой игры.
Не говоря больше ни слова, он подобрал свой пиджак, брошенный на кресло, и направился к выходу.
— Я сниму другой номер.
Дверь за ним закрылась тихо, но окончательно.

***

Ночь прошла в тяжёлой, вязкой полудрёме. Леонард лежал в новой, безликой каюте, глядя в потолок. Сон не шёл. Каждая деталь прошедшего вечера прокручивалась в голове с мучительной ясностью. Доверие - хрупкая вещь. Потеряв его однажды, вернуть невозможно. Он строил свою жизнь и свою империю на этом принципе. Люди, которые предавали его доверие, исчезали из его мира навсегда.

Адам предал его. Не только тем, что связался не с той женщиной, а после этого трусливо пропал. Это молчание было хуже любого удара. Оно было знаком трусости и неуважения. Конечно, он бы не смог винить его в случившемся. Адаму известно, что пары, сколь бы ни были они крепкими могут рано или поздно распадаться. Так бывает. Но пропасть? Замолчать и не выходить на связь? Вот это уже предательство. Они должны были вдвоем бороться против нападок прессы и вопросов инвесторов. А вышло то что вышло. А теперь и Дженис. Леонард понял с ледяной ясностью, что оба предательства сплелись в один тугой узел. И этот узел нужно было разрубить.

Мысли переключились на дела. Холодная логика пришла на смену душевной боли. Когда Адам вернётся — а Леонард не сомневался, что он объявится, — их ждёт серьёзный разговор. Никакой дружбы, никаких сантиментов. Только бизнес. Леонард выплатит ему всё, что причитается за его долю, до последнего цента. И выкупит её. Он станет обладателем решающего пакета акций, единственным хозяином их общего дела. Контроль. Полный и абсолютный. Больше никаких партнёров, которым нужно доверять.

К утру от бури не осталось и следа, лишь ледяная пустыня внутри. Он оделся и поднялся на мостик, чтобы посмотреть на затмение. Не потому, что ему было интересно небесное явление, а потому, что он не собирался прятаться.

Когда Дженис подошла к нему, он не удивился. Её решительный вид говорил сам за себя. Он позволил ей взять свою руку. Не почувствовал ничего, когда её пальцы коснулись его кожи. Она вложила в его ладонь холодный металл и сжала его пальцы. Обручальное кольцо. Символ обещаний, которые оказались ложью.

Она ушла, не сказав ни слова. Леонард не стал бежать за ней, не стал оборачиваться. Он смотрел на свой сжатый кулак. А Дженис… что ж. Раз она выбрала отдать ему кольцо и расстаться — кто он такой, чтобы останавливать её? Он даже почувствовал некое извращённое облегчение. Она наконец-то сделала то, чего он от неё так долго ждал — приняла решение. И это решение подтверждало все его ночные выводы. Она всё решила ещё раньше, задолго до этого круиза, до ссоры, до танца. Её сомнения, её страхи, её отсрочки свадьбы — всё это было лишь прелюдией к этому финалу.

Леонард Холт подошёл к балюстраде. Вокруг восторженно шептались люди, наблюдая, как лунный диск закрывает солнце. Он поднял руку над пропастью, над облаками, над далёкой землёй. На мгновение он задержал взгляд на маленьком золотом ободке, который должен был означать вечность.

Затем он просто разжал пальцы.

Кольцо блеснуло в последний раз в тускнеющем свете затмения и исчезло в бездне. Он не следил за его падением. Он уже смотрел вперёд, на медленно наступающую тьму, и думал о будущем. О будущем, в котором больше не было места ни для Адама, ни для Дженис. Только для него одного. А потом Лео развернулся и пошел в сторону бара. Нестерпимо хотелось промочить горло чем-нибудь.