Сидя во главе стола, Алисента оперлась подбородком на сплетенные в замок пальцы. Она смотрела поверх яств, выставленных по случаю завтрака в тесном семейном кругу, к коим так и не притронулась, невзирая на то, что общепризнанный грех — дать остыть вкусному пирогу и подтаять нежному крему пирожных. Хелейна, сидевшая по левую руку от Её Величества, по своему обыкновению не проронила ни слова, смотрела вниз, на собственные ладони, и словно бы ожидала дозволения. Но в сущности ждали они только одного — Эйгона.
Сегодня королева желала видеть подле себя лишь единственную дочь и старшего сына, поскольку хотела переговорить с ними прежде, чем принятое ими с Визерисом решение о дате свадьбы будет объявлено в тронном зале при всём дворе, а мейстеры будут гнуть спины над пергаментом, выписывая от имени короля одинаково приторные и пустые слова об уважении и счастье лицезреть своих вассалов и вассалов своих вассалов по случаю заключения брака между принцем и принцессой. Вопрос с помолвкой Эйгона и Хелейны был решен, когда Визерис в очередной раз отказал деснице в предложении, женить старшего сына на Рейнире, вопрос с датой свадьбы — когда короля начало одолевать желание, всех примирить. Помолвки легко рвутся, и Алисента предпочла сделать свой ход  быстрее, чем в затуманенной маковым молоком и любовью к Рейнире голове Визериса появится мысль, выдать Хелейну за одного из бастардов лорда Стронга. И по традиции Таргариенов ей следовало стать женой Эйгона.
Алисента перевела взгляд с яркого гобелена на дочь, тихую, скромную девицу, что вечно сама себе на уме, что не в состоянии не то что сделать, подумать о чем-то плохом. В отношении своего старшего сына женщина иллюзий не испытывала.
Как мать она желала дочери счастья, но как королева не могла поступить иначе.

Служанка бесшумно подходит и произносит несколько коротких фраз на ухо Алисенте. Той приходится приложить усилия, чтобы не измениться в лице — Эйгон в своей непревзойденной манере умудряется испортить даже завтрак, на который не в состоянии явиться по требованию матери. Единственная причина, мешавшая считать его главным разочарованием, — он был первым сыном короля. И даже в этом по сути была заслуга богов, а не его собственная.
«Дайте мне сил, Семеро».
Алисента делает знак рукой, и служанки начинают суетиться подле стола.
— Милая, — с улыбкой обращается к дочери, — попробуй тарталетки с ежевичным варением, они сегодня выглядят особенно вкусно. Твой брат ещё пожалеет, что упустил возможность составить нам компанию.
Звучит безобидной шуткой вкупе со спокойным тоном и ироничной улыбкой, но по взгляду зеленых глаз становится понятно, что действительно пожалеет, причем в самом ближайшем будущем.
— Сир Кристон, — легкий поворот головы и пара слов, и безмолвная тень замирает у порога покоев, предоставив королеве возможность, поговорить с сыном без лишних ушей и глаз. И пусть королевский гвардеец уже давно стал поверенным многих её тайн, Алисента предпочитает не делать его свидетелем некоторых сцен, среди коих и те, что глубоко ранят женскую гордость.
Резные ставни приоткрыты, но это не спасает от запаха, явственно уличающего принца во времяпрепровождении, подошедшему куда больше какому-нибудь пьянице из Блошиного конца. Алисента берет в руки кувшин, наполненный водой, уже остывшей, ибо Эйгон так и не соизволил умыться и хоть сколько-нибудь привести себя в порядок, и выливает прямиком на голову сыну.
— Смею тебе напомнить, что это ты должен являться ко мне по первому зову, а не я — вытаскивать тебя из постели, — произносит, когда Эйгон создает впечатление человека, готового не только пыхтеть и взвизгивать от холодной воды, но и слушать. Алисента и не пыталась скрыть гнева, отчетливо звучащего в её тоне.
— Ещё одна вылазка в бордель, попойка или что-то, что бросит тень на репутацию семьи, и  я прикажу привязывать тебя к постели на ночь, а твоим гвардейцем станет сир Кристон.
Угроза произнесена так, что Эйгону стоит всерьез опасаться. Преданность белого рыцаря лично королеве перевесит страх, ослушаться приказа принца, коим грешат все прочие. 
Если у старшего из сыновей Визериса проклюнулся хоть один росток благоразумия, он это поймет и не на трезвую голову. А вот вопрос, готова ли Алисента в действительности отдалить от себя сира Кристона, уже не столь однозначный.
— Одевайся! — повышает тон, чтоб дорогой сын стал чуточку более расторопным. И поворачивается к Эйгону спиной, дабы пропустить весь процесс сборов.