Уилл «Лис» Ридхэд стоял у опушки леса, наблюдая за происходящим. Его рыжие волосы блестели на солнце, словно язычки пламени, а взгляд оставался напряжённым и настороженным. Высокий и худощавый, он легко скрывался в тенях и крался незаметно — как лиса, уходя от преследователей. Но на этот раз, прячась в тени, он слышал крики и звуки битвы.
— Эй, Лис, глянь, какая тут курочка! — ухмыльнулся верзила с окровавленным топором в руке, заглядывая в карету. Лезвие топора сверкало в руках, а кровь на его острие напоминала о недавней жестокости.
Уилл видел, как из кареты выглядывала молодая девушка; её взгляд был полон страха. Этот взгляд будто бы пронзил сердце Лиса, и он понял, что эта девушка станет следующей жертвой. Осознание того, что разбойники с ней сделают, заставило его немедленно принять решение.
— Отдай мне её, — со спокойным лицом произнёс Уилл, подойдя к верзиле, сжимая в руке рукоять острого кинжала. — Я сам с ней разберусь.
Верзила нахмурил брови, но взгляд Лиса был твёрд и решителен. Уилл знал, что его репутации хватит, чтобы заставить разбойников оставить её в покое — по крайней мере, на время. Он ухватил девушку за предплечье и, притворно потащив её на себя, прошептал на ухо так тихо, чтобы слышала только она:
— Доверьтесь мне. Я не причиню вам вреда. Делайте все, что я не скажу, и все будет хорошо.
— Украшения вам, удовольствие - мне, — продолжил он громче для всех остальных, крепко сжимая предплечье незнакомки, и заставляя ее следовать за собой.
Уилл знал, что более жестокие разбойники не осмелятся спорить с ним прямо сейчас, особенно когда их голова занята добычей. Он держал девушку крепко, но аккуратно, словно боялся навредить ей. Оставив всех позади, он увёл её к безопасному месту и прижал к дереву.
Он резко дернул себя за рукав рубахи, частично отрывая его, затем строго посмотрел на девушку, будто бы решая, как более правдоподобно изобразить то, что он задумал.
— Снимите все украшения, - приказал Уилл, и пока она следовала его приказу, то ли от испуга, то ли понимая, что он хочет ей помочь, молодой мужчина продолжил. — Они не отпустят вас. Позабавятся, а затем убьют. Пока вы со мной, вам ничего не грозит. Попробуете бежать, и они прирежут вас. Так что подыграйте мне. Мне придется порвать ваше платье. А вам следует кричать, как от боли. Можете даже ударить меня, поцарапать, так даже будет лучше. Но не слишком усердствуйте. Мне дороги мои глаза, — несмотря на весь ужас ситуации, Лис чуть улыбнулся, надеясь, что это поможет немного успокоить ее. — Затем я закрою вам рот, но вам следует продолжать кричать. А после я порежу себе руку, и мы запачкаем ваше платье моей кровью. Это убедит их что… мы… были близки, — он резко растерял всю уверенность в себе, как будто даже слова могли иметь что-то общее с реальностью. — И они оставят вас на время в покое, а я пока решу, как вернуть вас домой. Кивните, если согласны. Украшение положите сюда, — он снял с ремня холщовый мешочек и протянул ей.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Сердце бешено колотилось в груди, пока она дрожащими руками снимала с себя украшения и собирала в протянутый им мешок. Он прислушивался к звукам, исходящим от дороги, где остались другие разбойники. Казалось, что они последуют за ними, чтобы убедиться, что консумация произошла. Консумация. Таких слов ни Барт, ни Джек не слыхали. Но, однако же, использовать их язык Уиллу было противно, стоило увидеть, как сотрясается ее тело от рыданий. Девичьи слезы вызывали в нем странное отчаяние; ему было сложно понять, почему именно в это мгновение ее страх заполнил его собственную душу.
— Эй… — позвал он, опускаясь рядом с ней на землю и одновременно вытаскивая крест из мешочка и пряча себе за пазуху. Этим безбожникам он не достанется. Эльфрик научил его не только грамоте. – Эй… все будет хорошо, доверьтесь мне, вас никто не тронет, обещаю, — попробовал он вновь успокоить ее. Лис мог вскрыть любой замок, мгновенно влезть на дуб, спрыгнуть с коня наскоку и даже не повредиться, но ее слезы делали его совершенно беспомощным. Уилл повесил мешок себе на пояс и поднял руки в нелепом жесте, думая обнять ее, но в последний миг остановился, подумав о том, что он весь пропах дымом костра и рубашку последний раз менял давно, да и то снял ее с трупа… а она была вся чистенькая, красивая, а какие у нее волосы! Как золото блестят в редких доходящих до сих мест солнечных лучах.
Вместо объятий Уилл достал свой кинжал, закатал рукав и не задумываясь полоснул по своей левой руке ближе к локтю, чтобы можно было прикрыть рану тканью, да остальные бы этого не заметили. Больно, но терпимо.
— Поднимитесь. Пожалуйста. Встаньте, — попросил он мягко.
Уилл видел, что они делали с женщинами. Помешать им – подписать себе смертный приговор. Даже отец бы не помог. Поговаривали, что его мать тоже была одной из таких несчастных душ. Отцу она полюбилась, и он оставил ее подле себя. Но ненадолго. Стоило ей разрешиться от бремени, как она и померла, оставив отцу на память о себе лишь Уилла.
Другие, правда, поговаривали, что его родила ведьма или шлюха, которую отец повстречал в одной из таверн.
Как бы то ни было, такой участи этой бедняге Уилл не желал. Даже спасение одной души, по его мнению, приближало его к раю.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Резкая смена настроения девушки на мгновение застала Уилла врасплох. Он даже подумал, что, может, обладает силой какой? Иначе как так вышло, что она так стремительно переменилась? Успокоилась, начала действовать быстрее него?
А затем она сказала это “взять меня”, и Лис и вовсе почувствовал как его бросило в жар. Наверное опять покрылся этими стыдными красными пятнами и похож теперь ещё больше на ненавистную морковь.
Она продемонстрировала такие знания своего вероятного будущего, что Уилл на мгновения зажмурился, отгоняя от себя множество отвратительных картин, видимых им ранее во время жизни с другими разбойниками в лесу.
Не задумываясь, что делает, он спрятал свой кинжал в ножны на поясе.
- Нет, только не “господин”, пожалуйста, - затараторил Лис, положив холодную ладонь себе на лоб. - Меня зовут Уилл. Или Лис, - представился парень. - А как я могу называть Вас? - спохватился он, вспомнив, что так и не знает ее имени.
Все это было так странно, но ему казалось, что он давно уже знает эту девушку. Будто бы они встречались раньше, хотя это и было невозможно. Но он не мог отвести от неё глаз. И только страх, что за ними кто-нибудь последует, вернул его с небес на землю.
Он сделал так, как говорил: испачкал ее платье своей кровью, стараясь сосредоточиться на том, что делает, потому что теперь уже смотреть ей в глаза ему было невыносимо. Как будто он и правда взял ее силой, а не пытался лишь изобразить это.
- Вы позволите? - он указал на свой порез. - Мне нужен лоскут ткани, чтобы перевязать… - объяснил Уилл.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Уилл замялся, обеспокоенно посмотрев на Элинор. Её предложение, лишённое хоть капли стеснения, застало его врасплох. Руки сами собой дёрнулись к её запястьям, но он тут же остановился.
— Ты уверена? — его голос был хриплым, будто говорили они вовсе не о правдоподобности их спектакля, а о чём-то запретном.
Он сглотнул, чувствуя, как спина покрывается потом. Умом он понимал, что это просто часть замысла, и всё равно ощущал неловкость. «Ну и глупый ты, Лис», — подумал про себя, стиснув зубы, чтобы не пробормотать вслух что-нибудь поспешное и несуразное. Однако взгляд её остался серьёзным, и Уилл осознал, что назад пути нет.
Он бережно, едва касаясь, взял её за руку, потом чуть сильнее сжал запястье, оставляя следы от пальцев на белоснежной коже. Элинор наблюдала за ним, точно оценивая, насколько реалистичной получится картина.
Затем Уилл взялся за порванный рукав её платья и резко дёрнул. Ткань поддалась, разрываясь с хрустом. Теперь он чувствовал себя ещё более виноватым, уже внутренне оправдываясь: мол, всё это для её же безопасности.
Он никогда не хотел «свою женщину» вот таким путем. Они же тоже люди, не животные какие-нибудь, которых можно было содержать в клетках, и выпускать тогда, когда захочется утолить свои, ну, желания.
Теперь, когда действия закончились, неловкость между ними становилась почти осязаемой. Уилл отступил назад, бросив взгляд на порванный рукав и запястья девушки.
— Прости... если сделал больно, Нелл… — выдавил он, чувствуя, как жар снова забирается под его воротник. Прочистив горло, он заговорил куда бодрее, рассказывая ей про важные правила их жизни. – Пойдем, пора возвращаться. Не смотри никому из них в глаза. Не начинай разговор первой. И никогда не спорь ни с кем из них.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Стоило Уиллу выйти к разбойникам, лицо его переменилось, в нем больше не было того страха, что он мог причинить ей боль, не наблюдалось и смущения. Выражение его лица скорее говорила о его беспристрастности и равнодушии, но Лин он от себя не отпускал, крепко сжимая ее запястье.
Поравнявшись с отцом, он лишь кивнул, хмуро оглядел остальных разбойников, а затем забрался на своего коня и подал девушке руку, чтобы помочь сесть перед ним. Одной рукой он держал вожжи, второй приобнял ее за талию, чтобы она не упала во время езды. На этот раз его лицо не покраснело, а руки не дрожали. Наоборот, в нем чувствовалась уверенность, словно он действительно владел своей живой добычей, а не боялся ее как агнец льва.
Их дорога лежала в лагерь.
Посреди опушки леса, укрытый от глаз непрошенных гостей, он смыкал в себе тайны, обсуждения и смех — но чаще всего, шумные голоса, переплетенные с хриплыми проклятиями. Сейчас же по возвращению отряда с добычей, он, словно улей, по-настоящему разбушевался.
Палатки, сплетенные из грубых тканей и кож, стояли беспорядочно, словно после бурного шторма. На центральной поляне догорал костер, оставляя в воздухе призрак дыма, который нежно обнимал ветки деревьев. Костёр был не только источником света — он был символом братства и единства, как еда, что готовилась в котелках.
Шумные, грубые голоса разбойников перекрывали тишину леса. Раздающийся смех мог быстро сменится напряженными разговорами, что уже через мгновение перерастали в споры и крики. Кажется, здесь не было места для слабаков; каждый знал, что жизнь на краю закона требует не только мужества, но и умения держать под контролем свои инстинкты.
Вокруг лагеря высокой стеной стояли деревья, их корни углублялись в землю. Вдалеке можно было услышать вой диких животных, и всюду витали ароматы мха и дикой зелени. В эти края даже люди шерифа не осмеливались прийти, не боясь расстаться с жизнью. Ворон держал здешние земли в страхе.
- Отец, нам надо поговорить, - как только они вновь оказались с Лин на своих двоих на земле, Лис окликнул Ворона.
Уилл хотел попросить разрешения отвести Лин к ее семье. Оставаться в лагере ей было смертельно опасно. Даже его протекция не могла ее обезопасить. Лучше было как можно скорее ее отпустить. Отец был суровым человеком, но великодушным. Кроме того, вряд ли после прошлого раза, когда разбойники не смогли поделить женщину и погиб один из ближайших соратников Ворона, тот бы ста противиться желанию Уилла. Скорее он бы согласился видеть девчонку мертвой, чем любовницей своего сына.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Уилл подошёл к лошади, где Лин сидела, сгорбившись, будто стараясь стать меньше. Её пальцы вцепились в гриву коня, суставы побелели от напряжения. Он протянул руку, и она на мгновение замерла, словно не решаясь принять его помощь.
— Давай, — пробормотал он, не глядя ей в глаза.
Его пальцы обхватили её тонкое запястье, и он почувствовал, как она дрожит. Лёгкая, почти невесомая, она соскользнула с седла, и на миг её тело прижалось к нему — тёплое, живое, пахнущее лесной сыростью и чем-то ещё, неуловимо женственным.
Он тут же отстранился, но не раньше, чем заметил, как её ресницы вздрогнули, когда она подняла на него взгляд. Солнце, пробивавшееся сквозь листву, золотило её кожу, делая её почти прозрачной. Казалось, одно неловкое движение — и она рассыплется, как утренний туман.
"Она красивая", — промелькнуло у него в голове, и это осознание ударило с неожиданной силой.
Но сейчас было не до этого.
Уилл последовал за Вороном, чувствуя, как Лин провожает его взглядом.
Внутри палатки пахло кожей, дымом и старой кровью. Уилл сглотнул. Он не знал, как начать. Отец видел всё — видел, как он не смог ударить её, видел, как дрожали его руки, когда он вёл её к лошади. Возможно, он даже догадывался, что ничего не было.
Но признаваться в этом Уилл не собирался.
— Мы забрали всё, что могли, — начал он, тщательно подбирая слова. — Держать её здесь — только лишние проблемы.
Ворон молчал.
— Позволь мне отвезти её к её семье.
Тишина.
Уилл сжал кулаки.
— Отец. Прошу.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Уилл стоял у входа в палатку, сжимая и разжимая кулаки. Отец был прав — он не продумал ничего. Как доставить Лин домой? Как убедить её семью, что он не один из тех, кто убил её охрану? Как самому уйти живым? Голова гудела от беспомощности.
— Уилл, проходи, не подкрадывайся, будто к чужой лошади. Что, будешь жильё на двоих обустраивать? — донёсся изнутри голос Энн.
Он вздрогнул, словно пойманный на чём-то запретном, и наконец откинул полог. Внутри пахло травами, дымом и чем-то уютным, почти домашним. Лин сидела на шкуре, сжимая кружку в тонких пальцах. Её волосы, распущенные, казались ещё светлее в полумраке. Она подняла на него взгляд — и Уилл почувствовал, как что-то сжимается у него в груди.
— Да, — пробормотал он, не зная, кому отвечает.
Энн протянула ему свёрток ткани.
— Возьми. Твоя палатка не готова для двоих.
Он кивнул, машинально принимая узел. Руки его всё ещё дрожали — от напряжения, от нелепой стыдливости, от осознания того, что теперь он отвечает за неё.
— Всё в порядке? — поинтересовалась Энн.
Уилл сглотнул.
— Да. — Это была ложь. Ничего не было в порядке. Но он не мог сказать ей, что отец отказал. Не мог признаться, что не знает, как её спасти.
Энн вздохнула, будто читая его мысли.
— Иди, мальчик. Приготовь место. А ты, леди, останешься здесь, пока он не вернётся.
Он хотел что-то сказать. Объяснить. Пообещать. Но слова застряли в горле. Вместо этого он лишь крепче сжал свёрток и вышел, чувствуя, как её взгляд жжёт ему спину.
Палатка Уилла была маленькой, походной, заваленной немудрёной утварью и оружием. Он никогда не задумывался о том, чтобы делить её с кем-то. Теперь же, раскидывая дополнительную шкуру на землю, он ловил себя на мысли, что это место больше похоже на логово зверя, чем на жильё для девушки.
Он принёс воды, вымыл лицо и руки, стараясь смыть с себя запах крови и пота. Потом долго стоял, глядя на свои ладони. Они всё ещё дрожали.
"Ты вообразил себя рыцарем".
Отец был прав. Он не рыцарь. Он — разбойник. Сын вора и убийцы. И если он попытается вернуть Лин домой, её семья прикажет повесить его на ближайшем дереве.
Но если оставить её здесь…
Уилл закрыл глаза. Он видел, как Барт и Хорёк смотрят на неё. Видел, как другие разбойники перешёптываются. Даже его защита не будет вечной.
Он должен был что-то придумать.
И тогда, в тишине своей палатки, Уилл Ридхэд принял решение.
Он не оставит её здесь.
Даже если это будет стоить ему жизни.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Уилл вздрогнул, услышав голос Энн. Он как раз пытался пристроить вторую шкуру так, чтобы она хоть отдалённо напоминала спальное место, а не груду мусора. Его собственная постель у стены выглядела неуютно и по-звериному просто.
— Да, входите, — отозвался он, сгорбившись и смахнув со лба рыжие пряди.
Полаг откинулся, впуская свет. Сначала вошла Энн, её проницательный взгляд мгновенно оценил обстановку. Затем показалась Лин, и Уилл почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Она казалась такой хрупкой и чужой в его убогом жилище, полном запаха кожи и мужского пота.
— Ну что, обустроился? — Энн скользнула взглядом по второй шкуре, брошенной на землю. — Места, конечно, маловато. Но на двоих хватит.
Уилл молча кивнул, не в силах отвести взгляд от Лин.
— Насчёт одежды, — Энн нарушила затянувшееся молчание. — У тебя что-нибудь есть, чтобы леди могла переодеться? Хоть рубаха чистая.
Уилл мотнул головой, чувствуя, как горит лицо. Вся его одежда была грубой, пропахшей дымом и потом. Отдать ей что-то из этого было бы оскорблением.
— Нет... ничего подходящего, — пробормотал он, уставившись на свои поношенные сапоги.
— Ладно, — вздохнула Энн. — Принесу что-нибудь из своего. Небогато, но чисто. — Она повернулась к Лин. — Ты тут побудь. Осмотрись. Я скоро вернусь.
И она вышла, оставив их одних в тесном пространстве палатки, где воздух вдруг стал густым и тяжёлым.
Уилл стоял, не зная, куда деть руки. Он чувствовал каждый её вздох, каждый шелест её испачканного платья.
— Я... я могу уйти, — выдавил он наконец. — Если хочешь одной остаться. Постою снаружи.
Уилл почувствовал, как жар заполняет его щёки и шею.
— Ночью я буду спать у входа, — пробормотал он. — Ты... ты будешь в глубине. Я не... я ничего не сделаю. Обещаю.
Он посмотрел на неё, ища в её глазах понимание, доверие.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Уилл замер, застигнутый врасплох её предложением. Его собственная рана, неглубокая, но всё ещё саднящая порезом на предплечье, казалась ему такой ничтожной мелочью по сравнению с тем, через что прошла она. Мысль о её чистых, умелых руках, касающихся его кожи, вызвала новую, смущающую волну жара. Он инстинктивно отвел взгляд, чувствуя, как пятна на шее вновь заявляют о себе.
— Нет... нет, не надо, — он попытался сделать свой голос твёрдым, но получилось скорее испуганно. — Всё в порядке. Я сам.
Он представил, как она, вся такая чистая и аккуратная, будет возиться с его окровавленной, немытой рукой в этой грязной палатке. Это казалось кощунством. Ещё более неправильным, чем всё остальное, что происходило.
Её логика о подозрительности ударила точно в цель. Он не подумал об этом. Если он не будет вести себя как «хозяин», если не станет демонстрировать своё «право» на неё, другие могут усомниться. А сомнения здесь были смертельно опасны.
— Ты права, — выдавил он, всё ещё глядя в сторону, на грубые шкуры на земле. — Это... вызовет вопросы.
Мысль о том, чтобы провести ночь рядом с ней, даже просто находясь в одном помещении, заставляла его сердце колотиться в немой панике. Это была пытка иного рода. Не страх перед физической опасностью, а мучительное осознание, что он будет чувствовать каждый её вздох, каждое движение в темноте.
Но её забота... эта практичная, милосердная забота, предложенная без намёка на брезгливость... ей удалось растопить что-то в его груди, оставив после себя странную, тёплую и совсем незнакомую тяжесть.
— Ладно, — сдался он, голос стал тише. Он всё ещё не мог заставить себя посмотреть на неё. — Я... я схожу к Энн. Скажу, что... что проверял лагерь и поранился. Или что угодно.
Он сделал шаг к выходу, потом остановился, сжав кулаки, он был благодарен за то, что она не видит сейчас его лица.
— Не выходи. Никуда. Я скоро.
И он выскользнул из палатки, втянув в лёгкие прохладный вечерний воздух, словно тонущий. Он шёл к хижине Энн, чувствуя на своей коже не только боль от пореза, но и призрачное, обжигающее тепло её внимания. Это было страшнее любой раны. Потому что от этого не было лекарства.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Слова Лин застали Уилла врасплох. Он только что вернулся от Энн, с свежеперевязанной рукой и тяжёлым камнем на душе, а она уже всё обдумала, взвесила и выдала готовый план. Не просьбу, не жалобу — чёткий, разумный план.
Он замер у входа, сжимая в пальцах сверток с чистой мужской рубахой, которая будет Лин до колен и платьем от знахарки, и просто смотрел на неё. На эту хрупкую девушку, которая только что процитировала ему старинную балладу о Тристане и Изольде, словно это была обычная беседа у камина, а не обсуждение того, как ей выжить в логове убийц.
«Она знает о лесе Моруа...» — эта мысль пронеслась в голове с ослепительной ясностью. Он читал эту балладу и не думал, что ему когда-то будет с кем ее обсудить.
И вот теперь она, благородная леди, говорит с ним на этом языке. Не на языке угроз и притворства, а на языке... доверия. Разума.
Его собственный план, примитивный и трусливый — спать у входа, отвернувшись, — вдруг показался ему глупым и оскорбительным по отношению к ней. Она думала не о своей чести, а об их общей безопасности. Глубоко, до боли в груди, тронула её забота о его ране. Этот тихий вопрос: «Всё в порядке?» — прозвучал как луч света в кромешной тьме.
— Да, — наконец выдавил он, и голос его звучал хрипло от нахлынувших чувств. — Всё... всё в порядке. Энн перевязала.
Он сделал шаг внутрь, и его взгляд упал на аккуратно подметённый пол. Она подмела. В его грязной, пропахшей потом и кровью палатке. Это простой, бытовой жест почему-то растрогал его больше всего.
— Ты... ты права, — согласился он, наконец находя в себе силы встретиться с ней взглядом. В полумраке её глаза казались огромными, серьёзными. — Это умно. Так и сделаем.
Он кивнул на её импровизированную постель. — Волчья шкура. Тепло и... блох нет, — он постарался улыбнуться, но получилось неуверенно. — Я проверял.
Мысль лечь между ней и входом, стать живым щитом, был единственно верной. И мысль о мече... Да, это был идеальный, молчаливый аргумент для любых сомневающихся.
— Спасибо, — прошептал он, и это «спасибо» значило гораздо больше, чем просто благодарность за уборку или совет. Это было признание её ума.
Он молча развернул узел и протянул ей сложенную серую рубаху из мягкого, хоть и поношенного льна и такое же серое платье. — Энн прислала. Это... чистое.
Потом, стараясь не смотреть на неё, он принялся расстилать свою шкуру там, где она указала — между ней и выходом. Его движения были немного скованными, но твёрдыми. Он положил свой меч на землю, лезвием ко входу. Чёткий, недвусмысленный знак для любого, кто посмеет заглянуть сюда ночью.
Внутри него бушевала буря из стыда, страха, неловкости и какого-то нового, незнакомого чувства — гордости за неё и щемящей решимости её защитить. Он снова дал себе тот же обет — вывезти её отсюда. Но теперь этот обет был подкреплён не отчаянием, а тихой, железной уверенностью, что он не один в своём намерении выжить. У него есть сообщница.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Уилл сидел, отвернувшись к стенке палатки, и с таким напряжением впивался взглядом в грубую ткань, будто пытался прожечь в ней дыру. Он слышал каждый шорох, каждый шелест ткани сзади. Его собственное дыхание казалось ему оглушительно громким. Он мысленно перебирал все в палатке, что стоило бы заделать, все вещи, которые нужно было прибрать — лишь бы занять чем-то голову, лишь бы не думать о том, что происходит у него за спиной.
И тут он услышал её тихое «Ай» и фразу о кудрях. Будто её волосы — это проблема, а не самое красивое, что он видел в своей жизни. Они были как расплавленное золото, как спутанный солнечный свет. Мысль о том, чтобы провести по ним пальцами, вызвала в груди странную, тугую боль.
Он не оборачивался, сжимая и разжимая ладони. Ему хотелось предложить помощь. Но как? «Дай, я помогу»? Это прозвучало бы как наглое вторжение, как подтверждение его «прав» хозяина. Он не мог. Его руки, привыкшие к грубой работе, к оружию, наверняка бы только сильнее всё спутали. И он боялся прикоснуться. Не потому, что брезговал, а потому, что боялся осквернить.
Уилл слышал за своей спиной отчаянные попытки справиться с непослушными прядями. Каждое её сдавленное «ай» отзывалось в нем острым уколом вины. Он сжал кулаки, ногти впились в ладони. Он вел себя как последний трус, уткнувшийся в стенку.
Словно повинуясь чужой воле, он медленно разжал пальцы и повернулся. Элинор сидела на шкуре, сгорбившись над гребнем, её плечи были напряжены от усилий и досады. В полумраке золото её волос казалось тусклым, запутанным светом.
— Дай, — его голос прозвучал хрипло и неестественно громко в тишине палатки.
Он приблизился ближе, потом еще немного и наконец оказался на коленях рядом с ней. Его руки дрожали, когда он осторожно, как будто прикасаясь к птичьему крылу, взял гребень из её пальцев.
— Я... я буду аккуратен, — прошептал он, глядя не на нее, а на спутанную массу волос, как на сложнейший замок, который нужно вскрыть так, чтобы никто не услышал.
Его первые движения были неуверенными, почти неловкими. Он начал с самых кончиков, как когда-то. Ему казалось он чувствовал, как вздрагивает ее спина при каждом случайном зацепе, и его собственное дыхание замирало в эти мгновения.
Но постепенно ритм нашел себя. Дрожь в пальцах утихла, сменившись сосредоточенной нежностью. Он чувствовал под пальцами шелковистую текстуру, удивительно живую и теплую. Это не было похоже ни на что, к чему он привык. Ни на грубую шерсть, ни на холодную сталь, ни на жесткую кожу.
Он молча работал, распутывая один узел за другим. Стыд и неловкость отступали, сменяясь странным, непривычным спокойствием. В этом простом действии была какая-то первозданная правда, заглушающая уродливый шум мира за стенками палатки.
Когда последний узел поддался, и гребень наконец свободно скользнул от самых корней до кончиков, он замер, все еще держа его в руке. Он не решался убрать руку, боясь разрушить этот хрупкий мир.
— Готово, — сказал он, и его голос прозвучал уже не так сдавленно.
Он медленно опустил гребень ей на колени, его пальцы на мгновение коснулись сложенных рук. Мимолетное, почти невесомое прикосновение, от которого по его спине пробежали мурашки.
Уилл отполз назад, на свое место, чувствуя, как щеки снова горят, но на этот раз не только от стыда. В груди что-то щемяще и тепло сжалось. Он украдкой взглянул на нее — на теперь гладкие, сияющие даже в полумраке волосы, ниспадавшие на плечи, — и впервые за этот долгий, бесконечный день Уилл Ридхэд почувствовал, что сделал что-то по-настоящему правильное.
— Скоро будет ужин. Нам следует пойти, — тихо сообщил юноша.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Уилл замер, услышав её просьбу. Заплести косу? Он смотрел на её волосы, которые только что лежали у него в руках такими мягкими и послушными, и чувствовал, как по спине бегут мурашки. Нет, косы он точно не умел плести. Он видел их, конечно, на других женщинах в лагере — грубые, неопрятные жгуты. Но у неё... у неё всё должно быть по-другому. Идеально.
Его первым порывом было отказаться, пробормотать что-то о своей неумелости. Но она сказала «пожалуйста». И это слово, произнесенное без капли высокомерия, с легким стеснением, обезоружило его сильнее любой команды.
Он молча кивнул, боясь, что голос выдаст его панику. Его пальцы, только что такие уверенные в расчесывании, снова стали деревянными. Он сглотнул и осторожно взял в руки прядь ее волос.
Он пытался представить, как это делается. Три пряди... Переплести... Он начал, и первые попытки были жалкими. Коса выходила кривой, неровной, пряди выскальзывали. Он чувствовал, как по шее ползет предательский жар, и мысленно ругал себя за всю свою жизнь, проведенную с кинжалом в руке, а не с гребнем.
— Извини, — прошептал он, когда прядь снова выскользнула.
Но она не дергалась, не вздыхала с раздражением. Она сидела неподвижно, доверяя ему. И это доверие, тихое и безоговорочное, заставило его собраться. Он закрыл глаза на секунду, отбросив панику, и позволил пальцам запомнить ритм. Движения стали увереннее, медленнее. Он не думал больше о технике, а просто чувствовал — текстуру, вес, плавное скольжение прядей друг за другом.
И вот она готова. Не идеальная, не такая изящная, как, наверное, плела ее няня. Но крепкая, ровная, лежащая на ее плече знаком удивительного, немыслимого здесь мира. Его мир был миром грязи, крови и грубых узлов. Ее мир... ее мир должен был быть миром аккуратных, красивых вещей. И он, хоть и на мгновение, хоть и криво, смог прикоснуться к нему.
Он медленно убрал руки, сжав их в кулаки, чтобы скрыть дрожь.
— Готово, — его голос прозвучал тихо. Он не смотрел на нее, боясь увидеть разочарование или, что еще хуже, насмешку. Вместо этого он уставился на косу, на эту хрупкую нить, связавшую их в тишине палатки, и почувствовал странное, щемящее чувство в груди. Это было страшнее любой схватки.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Уилл вздрогнул, услышав голос отца, и мгновенно отпрянул от Элинор, как будто его поймали на воровстве. Его пальцы, только что такие нежные в ее волосах, сжались в кулаки. Стыд и паника накатили волной, но где-то глубоко внутри зашевелился иной инстинкт — инстинкт выживания, подсказанный ей же. «Лучше прийти самим». И ее испуганный вздох, когда она услышала отца.
Он выпрямился, заслонив ее собой от входа, и его голос прозвучал нарочито грубо, с непривычной для него самого поволокой собственника:
— Нет. Мы сами выйдем. Скоро.
Он оглянулся на нее, и в его взгляде был немой вопрос и приказ одновременно. «Поддержи. Сыграй». Он сделал шаг к ней, его движение было уже не таким робким, а скорее решительным, демонстративным. Он протянул руку, не чтобы помочь, а чтобы взять — его пальцы обхватили ее запястье именно так, как он делал это на глазах у всех, с тем же властным, не допускающим возражений жестом.
— Идем, — сказал он коротко, и на этот раз в его тоне не было и тени прежней неуверенности. Это был приказ хозяина своей вещи.
Внутри все переворачивалось от отвращения к самому себе, к этой роли, к необходимости снова надевать маску жестокости. Но когда он повел ее к выходу, его спина была прямой, а взгляд, который он бросил отцу, встретившись с ним на мгновение, был спокоен и немного насмешлив — точная копия взгляда самого Ворона. Он не просто вел пленницу. Он демонстрировал свою добычу. И свое право на нее.
В этом жесте, в этом взгляде было его молчаливое послание отцу: «Оставь. Она моя. И я сам решу, что с ней делать». И пока он вел ее мимо отца, не отпуская ее запястья, Уилл Ридхэд, наконец, почувствовал не притворную, а настоящую, железную уверенность. Он будет защищать ее. Даже если для этого ему придется стать во всем похожим на своего отца.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Уилл шёл через лагерь, не отпуская захвата на запястье Лин. Он чувствовал на себе десятки глаз — любопытных, насмешливых, похотливых. Но сейчас это не заставляло его съёживаться. Наоборот. Он впитывал их внимание, как доспех. Он видел, как Пег фыркнула, и его губы на мгновение тронула холодная, почти невидимая усмешка. Её пренебрежение было ему только на руку.
Он подвел Лин к бревну у костра, не грубо, но и не церемонно — так, как ведут вещь, которая принадлежит по праву.
— Сиди, — бросил он коротко, и его голос прозвучал ровно и бесстрастно.
Он сам сел рядом, близко, выставив локоть так, чтобы занять пространство, и бросил взгляд через костер на отца. Взгляд был спокоен. Смотри. Смотри, как я справляюсь.
Когда Ворон подошел к Энн, Уилл не стал отводить глаз. Он наблюдал, как его отец что-то тихо говорит знахарке, и чувствовал, как по спине бегут мурашки, но его лицо оставалось каменным. Он наклонился к Лин, сделав вид, что поправляет плащ на её плечах, и прошептал так, чтобы слышала только она:
— Не смотри на неё. На Пег. Игнорируй.
Его шепот был быстрым и твердым, без тени прежнего смущения. Это была не просьба, а инструкция по выживанию. Потом он откинулся назад, его поза стала развязной, почти наглой. Он протянул ноги к теплу костра, скрестил их в лодыжках и уставился на пламя взглядом, полным глубокого, почти скучающего безразличия, будто все эти люди, весь этот лагерь были ему в тягость. Внутри все кричало от напряжения, но снаружи он был — сын Ворона. Тот, кто взял то, что хотел, и теперь позволял другим лишь краем глаза наблюдать за своим новым приобретением.
Он поймал на себе взгляд Хорька и медленно, преувеличенно лениво, провел языком по зубам, прежде чем отвести глаза. Мелкий, но понятный жест доминирования. Пусть думают, что он изменился. Пусть думают, что в нём проснулась кровь отца. Эта маска холодной уверенности была его новой бронёй, и он надевал её ради неё. И ради того, чтобы выжить в этом зверинце.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка