Уилл не сразу ответил. Он медленно, с наслаждением, доел последний кусок мяса в своей миске, отпил из кружки, которую ему протянул один из разбойников, и только потом повернул голову в сторону Хорька. Его лицо было спокойным, но в глазах, суженных и внимательных, вспыхнул холодный огонёк, который заставил нескольких ближайших разбойников невольно притихнуть.
— Слушай, Хорёк, — голос Уилла прозвучал негромко, но отчётливо, так, что слышно было даже на краю поляны. Он не повышал тон, но в нём была сталь. — Если тебе моя девка спать мешает... — он намеренно сделал паузу, давая словам повиснуть в воздухе, — можешь идти ночевать к ручью. Там тебя только комары доставать будут. А здесь... — Уилл ленивым жестом обвёл взглядом сидящих вокруг, — в моей палатке всё будет так, как я захочу. Понятно?
Он не стал вдаваться в подробности, не стал оправдываться или угрожать напрямую. Он просто констатировал факт, оставляя пространство для домыслов, которые в такой среде работали куда лучше любых прямых угроз. Слова «как я захочу» звучали куда весомее, чем любая брань. Они напоминали всем о его статусе, о его крови.
Хорёк что-то пробормотал себе под нос и отвёл взгляд, делая вид, что снова увлёкся своим медяком. Атмосфера вокруг костра на мгновение сгустилась, но Уилл уже повернулся спиной к говорившему, демонстративно разорвав контакт. Он отломил кусок от горбушки, которую дала Энн, и, не глядя, протянул его Лин.
— Ешь, — бросил он коротко, и в этом слове не было ни капли прежней нежности, только привычный приказ. Но сам жест — поделиться лучшим куском хлеба, знаком особого доверия в этом голодном мире, — был красноречивее любых слов. Он показывал всем, что эта девушка — под его защитой, и что её благополучие — его личная забота.
Он откинулся назад, положив руку на колено, так, что его локоть почти касался её плеча, снова занимая пространство, метя территорию. Его поза говорила сама за себя: расслабленная, но собранная, готовая к действию. Он сидел, как хозяин, уверенный в своей силе и в своём праве. И пока он сидел так, глядя на пламя и чувствуя тихое, почти неосязаемое доверие, исходящее от девушки рядом, Уилл Ридхэд понимал, что эта маска уверенности — его единственное оружие. И он будет использовать его до конца.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Уилл почувствовал, как её плечо коснулось его, и едва не вздрогнул. Этот легкий наклон головы, томный взгляд из-под ресниц – всё было частью их немого спектакля, но от этого не становилось менее оглушительным. Он кивком принял её невысказанную поддержку, его рука сама собой легла ей на талию – жест владения, который здесь понимали без слов.
Когда ужин подошел к концу, Лис велел ей встать. Им предстояло вернуться в палатку.
Они шли через лагерь, и он чувствовал, как на них смотрят. Он не ускорял шаг, не оглядывался, его спина была прямой, но расслабленной. Уилл вёл её так, как будто это было самым естественным делом на свете – вернуться в свою палатку со своей женщиной. Из темноты донёсся сдержанный смешок, но сын Ворона лишь бросил в ту сторону короткий, ничего не выражающий взгляд, и смех тут же стих.
У входа в палатку он на мгновение задержался, откидывая полог, и его взгляд скользнул по её профилю, освещённому отсветами далёкого костра. Затем он дождался, когда она зайдет внутрь, в безопасную темноту, и последовал за ней. Звуки лагеря мгновенно стали приглушёнными, отдалёнными.
И снова, как и днём, их накрыла тишина, на этот раз ночная, густая и полная невысказанного напряжения. Он стоял, прислушиваясь к её дыханию где-то в темноте, и снова ощутил всю нелепость и тяжесть их положения. Маска уверенности, так тщательно выстроенная снаружи, треснула и осыпалась, оставив его один на один с грубой реальностью: он, Уилл Ридхэд, должен провести ночь с благородной леди в своей грязной палатке.
– Ложись спать, – сказал он, и голос его сорвался на хрипоту. Он повернулся к ней спиной, делая вид, что занимается своим мечом, снимая пояс и аккуратно укладывая клинок на землю между ними. – Я... я буду здесь.
Он не видел её лица в темноте. Уилл стянул с себя рубаху и сел на свою шкуру, спиной к ней, уставившись в тёмную ткань палатки. Лис сжал зубы, чувствуя, как по телу бегут мурашки от осознания её близости. Каждый её вздох, каждый шелест отдавался в нём гулким эхом.
Ридхэд был сыном Ворона. Он только что уверенно противостоял насмешникам у костра. Но здесь, в темноте, он снова стал просто Уиллом – напуганным, смущённым и до смерти уставшим юнцом, который взял на себя неподъёмную ношу и теперь не знал, что с ней делать. Он закрыл глаза, пытаясь заглушить в себе всё – и страх, и стыд, и странное, щемящее чувство, которое вызывала в нём эта тишина, наполненная её присутствием. Ему предстояла долгая, очень долгая ночь.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Уилл не спал. Он лежал на спине, уставившись в темноту, разделённую тёмным силуэтом его же меча, лежавшего между ними как символическая граница. Он слышал её сдавленные всхлипы, и каждый из них отзывался в нём острой, беспомощной болью. Он сжал кулаки, но не двинулся с места, не смея нарушить её хрупкое уединение в горе.
Постепенно её дыхание выровнялось. Уилл, наконец, позволил векам сомкнуться, погружаясь в тревожную дрему.
Он не знал, сколько прошло времени, когда сквозь сон он почувствовал движение. Сначала смутное, а потом – резкий толчок холода. И тогда он ощутил это: легкое, тёплое прикосновение, которое впивалось в его оголённый бок, ища защиты от ночной прохлады. Это была она.
Разум Уилла, ещё затуманенный сном, на мгновение остолбенел. Вся его воля рухнула в одно мгновение. Инстинкт оказался сильнее. Его тело, не слушаясь тревожных сигналов мозга, само развернулось навстречу источнику тепла. Его рука сама легла на её спину поверх тонкой ткани её рубахи, притягивая её ближе, а его подбородок коснулся макушки её головы. В этом объятии не было страсти – лишь глубокая, животная потребность в тепле. Холодное лезвие между ними упиралось ему в спину.
Так они и проспали до утра.
Резкий луч света, ворвавшийся в палатку вместе с силуэтом Энн, стал для Уилла как удар кинжалом. Он резко открыл глаза – и осознал всё. Его рука всё ещё плотно обнимала её за талию. Он лежал, буквально перевалившись через собственный меч, стирая установленную им же границу.
Он отшатнулся так быстро, что острое лезвие меча больно царапнуло его по спине. Он едва не опрокинул ножны, спотыкаясь о шкуры, и вскочил на ноги, отскакивая к своему месту. Грудь вздымалась, лицо пылало таким жарким румянцем, что, казалось, могло осветить всю палатку. Он стоял босой, в одних штанах, и чувствовал, как горит кожа на спине и плечах – и от лезвия, и от стыда.

– Я... – его голос сорвался, слова застревали в пересохшем горле. Он не мог вымолвить ни слова, не мог встретиться взглядом ни с удивлённой Энн, ни с проснувшейся от его суеты Лин.
– Утро, – сухо констатировала Энн, и в её глазах мелькнуло нечто, похожее на понимание. – Ворон ждёт. И, Уилл, – она добавила, уже откидывая полог, – может, сначала рубаху наденешь? А то простудишься.
Она вышла, оставив его гореть на костре собственного стыда. Уилл стоял, сжимая и разжимая ладони, чувствуя на своей коже призрачное тепло её тела и видя в памяти её сонное, удивлённое лицо. Маска была сорвана. И теперь ему предстояло снова надеть её – в прямом и переносном смысле – и выйти наружу, где его ждали отец и десятки глаз. А внутри бушевал ураган из смущения, страха и щемящего чувства, которое он боялся назвать по имени.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Прикосновение её пальцев к его плечу обожгло сильнее, чем утренний холод или свежая царапина на спине. Уилл весь вздрогнул и резко обернулся, его глаза были дикими, почти испуганными. Он всё ещё горел от стыда, от осознания того, что его поймали на этой немыслимой слабости, и её благодарность прозвучала как насмешка.
— Не надо! — его голос прозвучал резко, почти грубо, когда он отстранился, делая шаг назад и наступая на край своей же шкуры. — Не... не благодари.
Он не мог вынести её взгляда — того смешения смущения, заботы и чего-то ещё, чего он не смел определить. Его взгляд метнулся к её руке, которая только что касалась его кожи, и он почувствовал, как по всему телу пробежали мурашки. Этот жест, такой простой и естественный, был для него страшнее любой угрозы.
— Это ничего, — пробормотал он, отворачиваясь и хватая свою скомканную рубаху с пола. Он натянул её на себя с такой поспешностью, будто это был доспех, способный скрыть не только тело, но и душу. Грубая ткань прилипла к свежей царапине, и он сжал зубы. Боль была предпочтительнее её сочувствия.
Он стоял к ней спиной, пытаясь совладать с дрожью в руках. Весь его вид кричал о желании провалиться сквозь землю. Каждое её слово, каждый вздох заставлял его внутренне сжиматься. Он был сыном Ворона. Он должен был быть твёрдым, как камень, холодным, как сталь. А вместо этого он позволил ей прикоснуться к себе, позволил себе обнять её во сне, и теперь эта немыслимая близость висела между ними тяжёлым, невысказанным признанием.
— Отец ждёт, — выдавил он наконец, всё ещё не глядя на неё, и сделал шаг к выходу, готовый сбежать из этой палатки, из-под груза этого взгляда. Но его нога на мгновение замерла у полога. Он сглотнул, чувствуя жгучую полосу на спине — и не только от лезвия меча. — Приведи себя... себя в порядок.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Уилл молча кивнул, все еще чувствуя на плече призрачное тепло ее прикосновения. Слова отца о подарке прозвучали как издевательство. Что-нибудь нужное или вкусное. А что он мог ей дать? Краденую безделушку? Еще одно напоминание о том, в каком мире она оказалась?
- Понял, - коротко бросил он, избегая встретиться взглядом с Вороном. Его мысли метались. Оставить ее здесь. Одну. Среди этих волков. Даже под защитой Энн это было опасно. А ее испуганные глаза, когда он резко отстранился... Он видел, как она прижалась к стене, и сердце его сжалось. Она подумала, что он зол. А он... он просто не знал, как еще реагировать на эту оглушительную близость, на эту непозволительную нежность, которая угрожала снести все его защиты.
Он вышел от отца, и первое, что он увидел - она стояла у палатки Энн, неуверенная и потерянная. Его инстинктивно потянулось к ней, желание защитить вспыхнуло с новой силой. Но он сжал кулаки и прошел мимо, сделав вид, что не замечает ее. Это было жестоко, но необходимо. Любой знак внимания сейчас мог быть истолкован другими как слабость. Его слабость.
- Я ухожу в город, - сказал он Энн, но глядя при этом на Лин. Его голос был жестким, лишенным эмоций. - Оставайся с ней. Не отпускай ее никуда одну.
Он боялся увидеть, как ее глаза расширяются от удивления, а может, и страха. Остаться без его защиты? Но другого выхода не было. Он быстро развернулся и направился к своей палатке, чтобы взять свой меч. В голове уже выстраивался план: какие улицы обойти, какие замки проверить. Но под этим слоем профессиональной расчетливости клокотала тревога. Он думал о том, каким подарком можно было бы ее порадовать, и это чувство было настолько новым и обескураживающим, что он тут же гнал его прочь. Он не мог себе этого позволить. Не сейчас. Может быть, никогда.
Перед уходом он на мгновение задержался на опушке, оглянувшись на лагерь. Он увидел, как Энн что-то говорит ей, и как Лин медленно кивает, все так же съежившись. И в этот момент Уилл Ридхэд поклялся себе, что постарается ее удивить.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

Он взял монеты у Энн, кивнув. Горящее вино для настоек и притираний было делом знакомым. Куда приятнее оказалось доверие, которое почему-то отозвалось в нем острее, чем приказ отца. Оно означало, что кто-то здесь рассчитывает на его рассудок, а не только на силу его руки или принадлежность по крови.
Дорога в город дала время на мысли. Раньше такие вылазки были игрой — проверить ловкость, обвести вокруг пальца стражу или купца. Теперь каждый шаг отдавался тяжелым эхом в груди. Он оставлял за спиной не просто лагерь. Он оставлял Лин.
Он провел в городе несколько часов, растворяясь в толпе, как ничем не примечательный юноша: попрошайничал у ворот за кусок хлеба, слушая, как стражники болтают о предстоящей ярмарке и жаловались на лишнюю работу; помог поднести корзины старой торговке пряностями, в благодарность получив поток новостей о том, какие купцы уже приехали и у кого самые ценные товары; пристроился с краю к компании подмастерьев у колодца, уловив обрывки разговоров о новых лицах в городской страже.
Услышав достаточно, он отправился выполнять просьбу Энн. Аптекарь, подслеповатый старик, знал его как «парнишку от Энн». Уилл молча принял склянки, бережно упакованные в тряпицу, и сунул их в глубь своей сумки. Раньше он, возможно, поспешил бы, торопясь назад к костру и простым разговорам. Теперь он задержался у прилавка, его взгляд скользнул по полкам. Там, среди склянок с снадобьями и пучков сушеных трав, лежали гребни — не грубые деревянные, а костяные, с простой резьбой. Его рука потянулась к одному, но он остановил себя. Безделушка. Бесполезная в их мире. Но мысль о ее спутанных по утрам волосах была настойчивой.
Он купил гребень. Быстро, почти стыдливо, сунул его за пазуху, как украденную вещь. Но также, уже хладнокровно расспросив аптекаря, приобрел маленький, крепкий нож в кожаном чехле — не для боя, а для быта. Чтобы резать хлеб, обстругивать прут. Полезная вещь. Это был инструмент для выживания, который он мог ей дать без этого дурацкого смущения. Идея была здравая, но покупая нож, Уилл совсем забыл об осторожности: не только девушкам, но и пленным оружие не доверяют. И если Ворон или кто-то другой увидит у нее нож — для них обоих это кончится плохо.
Возвращался он иным путем, изучая окрестности будто бы в первый раз. Замечал, как легко сломать ветку, чтобы отметить тропу; где мягче грунт, чтобы не шуметь; где лучшее место для засады. Его мысли работали не только на «как украсть», но и на «как защитить».
У входа в лагерь его встретил не отец, а прищурившийся Джек-Лучник.
— Ну что, грамотей, разжился чем для своей птички? — брякнул тот, и в его тоне была привычная насмешка.
Раньше Уилл либо промолчал бы, либо буркнул что-то сгоряча. Сейчас он остановился, медленно повернул к нему голову. Не сказал ни слова. Просто посмотрел тем спокойным, выжидающим взглядом, который он тысячу раз видел у своего отца. Взглядом, который заставлял задуматься, стоит ли продолжать. Джек неловко откашлялся и отвел глаза, сделав вид, что поправляет тетиву лука.
— Ладно, ладно, не кипятись…
Этот маленький эпизод что-то перевернул внутри. Он понял, что уважение — это не только страх перед его родством. Его можно было потребовать. Уверенностью. Взглядом. Осанкой.
Он направился прямо к палатке Энн. Увидев Лин, целую и невредимую, он ощутил облегчение.
— Энн, — он протянул ей сверток со склянками. Потом, уже не глядя на Лин, сунул ей в руки другой, маленький узелок. — Держи. Пригодится.
В голосе не было ни намека на утреннюю панику. Была усталая твердость. Он не стал ждать ее реакции, не стал смотреть, что она подумает о ноже. Он просто повернулся и пошел к отцу отчитываться о разведке. Его шаги были тяжелее, тверже. И спина, которую утром царапнул его собственный меч, теперь была прямее.
— В городе спокойно, но настороженно, — начал Уилл, когда нашел отца, без предисловий. — Ярмарка крупная, приехали купцы из-за реки. Охрану усилили, новый капитан — племянник шерифа, строгий и амбициозный. Говорят, . Для налета сейчас — худшее время.
Он изложил все кратко, по делу, как видел это у опытных разведчиков.

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка