В который раз оставалось диву даваться, в какие дебри может приводить извилистая дорога судьбы. В четырнадцать Джеффри Чосер был впервые представлен при дворе, а теперь собирал сплетни и слухи в грязной таверне в Дувре. Чего не сделаешь ради возможности снова вернуться к творчеству. Те короткие наброски, которые ему удавалось начиркать на давно исписанном листе в свете свечи, он ото всех тщательно скрывал, надеясь, что они послужат ему ещё в будущем. Если, конечно, он опять все не проиграет.
А пока ему оставалось подрабатывать ушами и голосом рыцаря Лихтенштайна.
- Ульрих не плох, он может всех победить, - Джеффри Чосер улыбнулся, вслушиваясь и победно стукнул пару раз по столу.
- Но который из них? - внезапно произнёс ещё один ремесленник, ставя свою кружку с элем на стол.
- Да, какая-то путаница, - согласился  кузнец.
Чосер весь подался вперёд и наконец решил вмешаться в разговор.
- Простите, господа,  в турнире участвуют несколько рыцарей, называющих себя Ульрих фон Лихтенштайн?
- Все верно, приятель, - ответил кузнец, смерив Чосера придирчивым взглядом.
- Но как такое возможно? Второй должно быть самозванцем! - подперев лоб рукой, заметил Джеффри. Он попытался скрыть нахлынувшее на него волнение, но получалось довольно безуспешно.
- Да, но какой?
Джеффри кивнул и поспешил сквозь переполненную таверну, ловко лавируя между бродягами, крестьянами и ремесленниками всех сортов.
- Ребята, у нас проблема. У нас самозванец! И сейчас я говорю не про Уильяма. Если начнут проверять жалованные грамоты, боюсь, быть беде. Надо предупредить Уилла.
Никто не стал тратить время на лишние разговоры, почувствовав серьезность сказанного, и вся четверка поспешила на поиски своего рыцаря, чтобы сообщить ему пренеприятнейшее известие.
Рыцарь же в это время ушёл в лес и работал, работал, работал. По-хорошему, сейчас стоило бы  отдохнуть, но Уилл  не мог себе этого позволить. Турнир в Дувре был очень важен и для него, и для его людей. Список возможных соперников, раздобытый Джеффри, Уилл успел выучить наизусть. По-настоящему сильных соперников в этом списке было не так уж много, но если постараться, то и с ними справиться было можно. Плохо было одно: уж очень длинным выглядел этот список. Не меньше пятнадцати боёв до финала. Но и призовые хороши. На эти деньги все они смогут хорошо пожить целых две недели, да ещё и на подарки хватит. Кейт новый фартук и перчатки, Джеффри давно уже пишет неизвестно чем и на чём. Это тоже надо как-то исправить. Уоту и  Роланду - новые костюмы и обувь плюс часть денежками, как обещал. А потому тренировка, тренировка и еще раз тренировка. И сделав очередной крупный глоток из стоящей на деревянной колоде огромной кружки, Уилл продолжает попытки попасть копьём в висящее на верёвке кольцо из ивового прута.
     На поляне они появились совершенно неожиданно, появились все вместе, странно испуганные и взволнованные. Видимо, сейчас их волновало нечто более важное, чем подготовка к предстоящем турниру в Дувре.
     - Что такое? Что случилось?
Удивительно, что даже Роланд едва ли запыхался, добежав до поляны. А вот Чосер преодолел такой путь с трудом. Он наклонился, поставив руки чуть выше своих коленей и тяжело задышал. Подняв правую руку, Джеффри показал вверх указательный палец, что можно было трактовать только лишь как: "одну секунду".
Уот, наблюдая за этим, приподнял одну бровь и покачал головой.
- Уилл, появился еще один Лихтенштайн, - вместо Чосера ответил он.
- Да, именно, - кивнул Джеффри, все еще тяжело дыша. Он выпрямился и поставил руки на пояс. - И если мы в этом не разберемся... то они проверят жалованные грамоты и..., - он драматично развел руки в стороны, решив не озвучивать последствия, чтобы они не стали реальностью.
- Может быть, сумеем договориться с ним? - спросил у всех Роланд, хмурясь.
С одной стороны, ничего хорошего в этом  не было. С другой, Джеффри был поэтом. И видел мир не таким,  каким видят его другие, более выпуклым и ярким видел, а значит - преувеличить размеры опасности тоже мог. Не то, чтобы Уилл не обеспокоился совсем, но все же при упоминании еще одного Лихтенштайна по его спине пробежал холодок. И не из-за каких-то там неописуемых опасностей, для описания которых у его друга даже слов не нашлось. Причина была иной. Перед глазами Уилла на мгновение возникло лицо настоящего, мертвого Лихтенштайна, уже тронутое тлением. Почерневшие губы выкривились в ехидной улыбке, а в ушах прозвучал скрипучий насмешливый голос: "Ну, что, рыцарь?"
     Уилл тряхнул головой, отгоняя морок, и попытался как мог, успокоить друзей.
     - Прежде чем договариваться, нам надо успокоиться и разобраться. Если за нами пока не идет погоня, значит грамоты еще не проверены. Так? Так. Раз и мы, и другие, знаем про этого второго, значит, его спокойно записали на турнир, то есть путаницу пока не заметили и время разобраться у нас есть. Договариваться - дело хорошее, Роланд, но только в одном случае: если это правильный рыцарь из настоящих Лихтенштайнов. А перед самозванцем унижаться не стоит. Если у него окажется неблагородным не только происхождение, но и характер, то нам всю жизнь придется платить ему дань, чтобы не выдал. А надо оно нам? - сделал вопросительный жест Уилл. - По мне так не надо совсем. Прежде чем пробовать договариваться, надо сначала узнать, с кем дело имеем. Этот Лихтенштайн... Ты его видел, Джеффри?
Роланд согласно покивал и скрестил руки на груди.
- Нет, - признался Чосер. - Только слышал о нем. Ремесленники обсуждали в таверне. Возможно, нас уже ищут, - обеспокоено заметил Джеффри. - Поэтому, Уот, сходи ты, проверь, как там дела.
Уот, который до этого стоял смиренно, резко развернулся и недовольно произнес:
- А почему это я?
Джеффри решил, что сегодня кровопускание ему не нужно, поэтому не стал делиться своим мнением во всеуслышание, что Уот самый бесполезный в их команде и его не жалко, а дипломатично по его мнению произнес:
- Ты всего лишь слуга, тебе ничего не грозит.
- Это еще почему? - нахмурился Уот, грозно наступая на поэта.
Как хорошо, подумал Чосер, что Филиппа и дети в Лондоне, и не видят как низко пал их супруг и отец. Спорит с безграмотным крестьянином.
- Могу я сходить, - вмешалась Кейт. - В чем проблема-то?
- Нет, я хочу знать, - не успокаивался Уот, повышая голос.
Роланд положил руку ему на грудь, отталкивая в сторону.
- Уймись.
- Перестаньте ссориться,- тихо, но отчётливо произнёс Уилл, в упор глядя на Роланда и Уота. И уже громче продолжил.
    - Хочешь знать, Уот? Имеешь право. Потому что по одиночке ни один из нас ничего не стоит, вот почему. И побеждаем мы только до тех пор, пока мы вместе.  Настоящий этот Лихтенштайн или самозванец, вроде меня, наше присутствие здесь ему не нужно. И это означает маленькую войну, которую без разведки вести нельзя. Джеффри эту разведку уже проводил. Если он продолжит эти расспросы теперь, это вызовет подозрения. Раз.
начал загибать пальцы Уилл.
- Кейт мы послать не можем. Она может встретить случайного знакомого, а рисковать оружейником мы не можем - два. Знакомых может встретить и Роланд, а перед ответственным турниром оруженосцем рисковать так же опасно, как и оружейником - три. Остаётся решить: кто из нас двоих пойдет в эту разведку: я или ты?
Уот открыл рот и глубокомысленно поднял вверх палец, чтобы произнести пламенную речь, что  у него тоже есть знакомые и вообще, он ценнее многих! Некоторых так точно. Но все на него так уставились, что он сдался.
- Ладно, я схожу. А что мне вообще надо узнать? Самозванец ли он? Так и спросить? Что я должен сделать?  - переводя взгляд с одного лица на другое, недоуменно поинтересовался он.
Джеффри хлопнул себя ладонью по лбу и провёл ей до самого рта. С кем приходится иметь дело. Чосер обязательно возьмёт его образ для какого-нибудь своего нового творения. Он ведь так и просится на бумагу.
- Да, я понял. Это заведомо обречено на провал. Ждите здесь.
Оставив остальных на поляне, Чосер зашагал обратно. Только рядом с воротами его прошиб пот. Если узнают, его же осудят, и вряд ли связи или благородное происхождение смогут ему помочь. Но другого выхода у него не было. Он не мог вернуться в Лондон голым и босым и выпрашивать прощение у Филиппы. Под этим углом зрения тюрьма и возможная смерть выглядели предпочтительнее. Собравшись, Чосер решительно отправился на площадь.
Он беседовал то с одним горожанином, то с другим о какой-то ерунде, но в итоге подобрался  ко второму Ульриху достаточно близко, чтобы подслушать, о чем те говорят.
В лагере второго Ульриха разговоры были тоже только о другом Лихтенштайне. Наконец, Чосер услышал то, ради чего рисковал. Никакого отношения к настоящему Лихтенштайну этот рыцарь не имел.
Джеффри улыбнулся и резко распрощавшись с подвернувшимся под руку ремесленником поспешил ретироваться к своим. Но путь ему преградил сам самозванец, приставив меч к горлу. Поэт отшатнулся, однако сзади него уже возникла широкая фигура оруженосца.
- Кто ты такой? - строго спросил рыцарь. Он был чуть старше Уильяма и рыжий, как Уот.
- Да, никто. Я мимо проходил просто, - улыбнулся самой невинной из всех улыбок поэт.
- Джеффри! - окликнул его кто-то из толпы.
- А, да, я Джеффри, - вспомнил поэт, пятясь в сторону.
- Чосер! - повторил тот же голос.
- И это я, - на секунду зажмурившись, и мысленно придушив гада, который раскрыл его имя, тихо заметил Джеффри. - Меня зовут, простите, мне пора.
Чосер поспешил к Уоту (кто еще мог так беспардонно вмешиваться в разговор деловых людей?), аккуратно убрав от себя в сторону острие.
- Что ты разорался? - разозлено воскликнул поэт.
- Мы тебя потеряли, вот я и отправился за тобой. Это и есть второй Лихтенштайн? - поинтересовался мужчина, рассматривая рыцаря издалека.
- Да.
- И что ты узнал?
- Он определенно самозванец. И скоро узнает, что мы об этом знаем, потому что теперь ему известно мое имя. Пошли, надо вернуться к Уильяму и все ему рассказать.
Так они и сделали.
В том что этот человек не его бывший хозяин, Уилл не сомневался. Тот еще тогда, перед похоронами гнить начал. Не воскресают такие. И не воскрешают таких. За такое чудо сам Господь всего лишь раз брался, а покойный Ульрих фон Лихтенштайн, да простятся ему все его грехи, был далеко не Лазарь-праведник.  Начать хотя бы с того, что в последнее время пил сэр рыцарь по-чёрному. Пил за победу, пил за поражение, причём в последнее время за второе даже чаще, пил в честь церковных праздников, пил за упокой души умерших или погибших родственников, коих и в живых немало осталось. И если в жилах этого человека, пусть он и не Ульрих совсем, течёт хотя бы капля крови настоящих Лихтенштайнов и он сумеет это доказать нефальшивыми грамотами, то всё будет более чем плохо. За подделку грамот в этой земле наказывают так же жестоко, как за фальшивые деньги, поэтому бедный Джеффри, который ходит сейчас неизвестно где, рискует либо рукой, либо головой. Сам же Уилл - тем, что для него было и есть не в пример дороже руки и головы - свободой. Случись такое лихо, сначала в колодки на площади, а потом выдадут семейству Лихтенштайнов как беглого холопа. А там один Ульрих чего стоил.
         Время шло, а Джеффри всё не было. Хуже того, в припадке запоздалого раскаяния за ним отправился и Уот, который по недомыслию мог таких дров наломать, что только держись. Словом, если к  ночи оба не объявятся, надо будет отправляться на розыски.
           Появились они гораздо раньше, и по выражению их лиц Уилл понял: обошлось. теперь можно было и выдохнуть. Самого страшного не случилось, а с остальным можно будет разобраться.
         - Самозванец, значит. Ну, об этом сразу можно было догадаться. А рыцарь он настоящий? А сколько у него людей? Где стоит? Про нас  знает? Что собирается делать?
    Уилл забрасывал друзей новыми и новыми вопросами. Ему хотелось знать всё.
    - А рост и вес примерный?
      Не спросить об этом было нельзя. Вдруг писцы окажутся достаточно невнимательными и в финале турнира окажется пара Лихтенштайн-Лихтенштайн?
[nick]Джеффри Чосер[/nick][status]Поэт, герольд[/status][icon]https://cdn.fishki.net/upload/post/2020/07/22/3375608/bad7a5ec7f59521c128d20a0e430972d.jpg[/icon][sign]
Скажите мне, какое в том сомненье,
Что к дружбе ключ - взаимоподчиненье.
Друзья должны в согласье полном жить,
- Насилье может дружбу задушить. [/sign]

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка

В шатре было душно. И очень хотелось пить. Даже не вина, просто воды, за которой мальчика-слугу гоняли в десятый уже, наверное, раз. В этом году турнир обещал быть просто замечательным. Участников много, все довольно сильные. Довольны будут и публика, и король, если его величество, конечно, почтит турнир своим официальным присутствием, но даже если и нет, то и неофициально выступающий король сможет оценить и размах турнира и мастерство его участников. Альфред машинально перебирает документы. Сэр Готфрид из Уиллока, благородный рыцарь  Арман де Креси, Вальтер Пфальцфальский ... О, людям будет на что посмотреть. Филипп де Витри, Эдвард из Эссекса, победитель всех без исключения последних турниров Ульрих фон Лихтештайн. Тоже здорово, жаль только, что фиал будет предсказуемым. Благородный рыцарь Ульрих фон Лихтенштайн... Альфред запнулся, протер лицо, стирая внезапно выступившие капли пота на лбу. Ульрих фон Лихтенштайн два раза?! Пресвятая Дева! Как?! Неужели его дурни-помощники дважды оформили документы на одного и того же человека?! на турнир под официальным патронажем короля! Боже, какой позор! Ладно, надо будет всё проверить, лишние бумаги порвать, а виноватого без оплаты выгнать. проверив документы ещё раз, Альфред побелел как крестильная рубашка. Две заявки. Два свитка документов. Одно имя. Одна фамилия. Что за чертовщина?! Не веря себе, он перечитал документы в третий раз. Всё верно. Он трезв. И на этот Богом проклятый турнир действительно записаны два рыцаря по имени Ульрих фон Лихтенштайн. Заявки были поданы с разницей в два дня, значит эти рыцари вряд ли являются братьями. Значит, один из них, безусловно, самозванец. Вот только какой? Ясно, что из господ рыцарей в подобном не сознается ни один. Что же делать? Некоторое время Альфред сидел, крепко, до боли, обхватив голову руками, и думал, думал, думал. Наконец он решил не предпринимать пока ничего. Как бы то ни было, турнир будет начат. Правда за жеребьёвкой надо будет проследить и устроить всё так, чтобы эти рыцари пока не попали в одну пару, а там, Бог даст, кто-то из них вылетит в первом же круге, а побеждённых публика забывает быстро. Тогда всё будет в порядке. Нельзя сказать, чтобы Альфред был нечестным человеком, о нет. Но у него была семья и в деревне признанный им сын, и всех их надо было содержать на своё жалованье. Только потому и пошёл он на эту маленькую, сего точки зрения, ложь. Однако, надо отдать ему должное, он всё же отправил одного из своих людей к королю с небольшим письмом, в котором просил его величество не удивляться, если вдруг на ристалище выйдут два разных человека под одним и тем же именем, и клятвенно обещал во всём этом разобраться.

***
Кажется, этой ночью он не сомкнул глаз. Все из-за Уота, который постоянно причмокивал. Кроме того, Чосера очень беспокоила история второго рыцаря. Лучше бы им собрать вещички, да уехать. И вовсе это было бы не бегство, а стратегическая… маневр? В общем, Джеффри не хотелось в Тауэр. А день грядущий мог закончиться заключением.
- Сэр Ульрих, - догоняя своего рыцаря уже в полном обмундировании, готового к бою, воскликнул Джеффри. - Ты уверен, что нам лучше остаться? Пока мы свободны, сбежать проще, чем потом, из тюрьмы.

Нельзя сказать,  что Ульрих не беспокоился совсем. Ноне выспаться перед таким ответственным турниром он себе позволить не мог. На душе было немного смутно, но он старался этого не показывать. Надо верить в небесную справедливость. И в себя надо верить. Хотя бы напоказ. И тогда, может быть, произойдёт чудо.
     Не то, чтобы Ульрих-Уильям Джеффри не понимал. Понимал, да ещё как! Вот только согласен с ним не был.
- Уверен, Джеффри, - тихо, но твёрдо говорит Ульрих. Ты прав, конечно, из тюрьмы сбежать труднее. Но рыцарю бегать нельзя. Никогда и ниоткуда. Если он настоящий рыцарь.
  Ульрих внимательно смотрит на друга. Джеффри - поэт. И кому как не ему следует знать, какими были те, настоящие рыцари из стихов и песен?
- Ты, если хочешь, можешь... И любой из вас... А мне нельзя, понимаешь?
И поймав взгляд друга добавил. - Я не хотел обидеть, прости...
Простил его Джеффри или нет, но на турнире но на турнире чудо-герольд превзошёл самого себя.  Ни про одного из участников не сказали сегодня таких  проникновенных слов. И для каждого поединка Чосер находил новые, не повторяясь, но и не отклоняясь основной линии. публика увидит настоящие рыцарские поединки. Чосер обещал, Лихтенштайн делал. И на под оглушительный рёв публики вылетали из седла благородный сэр Вальтер из Пфальцфаля, сэр Готфрид из Уиллока, граф Эдвард из Эссекса, цвет французского рыцарства Филипп де Витри и Арман де Креси.
Ульрих твёрдо и уверенно двигался к финалу. Беды не предвещало ничто. Кроме одного. На второй площадке за соседним леском определяли второго финалиста. Видя,что шансы их малы несколько рыцарей от поединка просто отказались. Ульриха объявили победителем полуфинала. Всё началось, когда Ульрих-Уилл вышел из шатра для последнего поединка. В обречённом взгляде Джеффри читалось одно: "Нам конец!"
  -Вторым финалистом и соперником славного рыцаря будет ...  Ульрих фон Лихтенштайн!

Джеффри был игроком и поэтом, однако трусом себя не считал. Уилл спас его однажды. Затем ещё раз. Так что бросать своего рыцаря герольд не планировал. Он ещё не отдал свой долг. И пускай ему отрежут язык за ложь (хотя нет, язык ему был нужен, да и пожалуй, ни с одной частью своего тела он расставаться не хотел), но Чосер будет и дальше разогревать публику перед поединком.
Все просто, какой бы уровень насилия не был признан приемлемым в обществе, Джеффри продолжал верить в силу слов. У второго Ульриха, например, такого герольда не было. Так что… так что половина победы уже у них в кармане.
Но не успел Джеффри выйти перед людьми, чтобы произнести свою главную речь этого турнира, как к нему подошли вооруженные стражники. Он заметил, что точно такая же охрана остановилась подле его рыцаря и остальной свиты.
- Я могу все объяснить, - начал Чосер, но получил лишь существенный пинок в спину, что означало, что эти люди разговаривать не намерены.

Рыцарь не должен бегать. Он вообще много чего не должен, рыцарь. А своих друзей защищать
должен. Даже если они не носят доспехов. И не важно, что говорят правила. Они. Ударили. Джеффри. И Уилл рванулся на помощь.  Ну, как рванулся? Неудачно попытался.  Ударили его или нет, он даже не понял, но на землю опуститься вынудили. Поднялся с неё он уже без меча. Последним его оружием оставалось слово, но как раз им Ульрих-Уильям владел куда хуже, чем оружием боевым.
- Отпустите мою свиту. Перед Богом и людьми клянусь, они не виноваты.
Только кто же поверит клятве самозванного рыцаря?  В лесочке за площадкой были сняты и конфискованы доспехи, последняя работа Кейт, которой та по праву гордилась. Она делала их специально для этого турнира.  Там же были выкручены и связаны руки.
А на площадке вещал другой герольд, куда менее талантливый, чем Джеффри, но не меньше него убеждённый в правоте собственного дела. Он говорил публике о том, как её пытались обмануть сегодня и как бесстыдно обманывали всё это время, о том, что бои и поединки, которые ей преподносили как настоящие рыцарские, выигрывал не благородный рыцарь Ульрих фон Лихтенштейн, а сын простого кровельщика Уильям Тёрнер, говорил о том, что божественная справедливость может и должна торжествовать не только на небе, но и на земле, как это сейчас и произошло. Говорил о том, что ввиду того, что самозванец снят с турнира, финальный поединок отменяется, а победа, кубок и главный приз короля присуждаются настоящему Ульриху фон Лихтенштейну.
- Это что ж? Боя не будет?! - выкрикнул какой-то смутьян из толпы. - Пускай дерётся раз Лихтенштейн! Я,  может, три дня пешком топал, чтобы этот бой посмотреть. Раз тот самозванец, пусть с другим дерётся, кто   третьим был!
Понятное дело, подвыпившему говоруну быстро заткнули рот, но несколько неприятных минут организаторам турнира пришлось пережить. Особенно переживал не получивший ответа на своё письмо Альфред, которому сообщили, что его величество ответить на письмо не может, поскольку инкогнито отбыл на турнир.  Теперь обманщику оставалось только молиться...

Подпись автора

Я не против паразитов, я против низости. (с) Рик Блейн. Касабланка